Надежда Абрамычева, искусствовед, Москва
Времена похожи на берега… Берег правый — прошлое, берег левый – будущее. Между ними – стремительный поток реки современности. Река разъединяет берега, но она и соединяет их. Никогда не сойтись берегам, но можно сойтись временам. Сходятся они в душе человека.
Где кончается прошлое? Где начинается будущее? Прошлое и будущее пронизывают жизнь человека. Они, то сливаются в единый поток, то теснят друг друга, то мирно текут в одну сторону, то создают бурлящий водоворот. На острых порогах жизни и ее крутых поворотах происходит нешуточная борьба между прошлым и будущим. И в жизни каждого человека, и в жизни общества, и в жизни стран и народов.
У каждого человека свой берег прошлого, и это целый мир. В нем и личное, и общее, и реальное, и неосуществленное. Из кромки этого берега вымываются песчинки (а, порой, откалываются целые глыбы) и несутся в потоке жизни в будущее, намывая новый берег.
Что несет река современности из прошлого в будущее? Не перекрывают ли порой глыбы прошлого потоки к будущему? Нужны ли прошлому гранитные берега, чтобы оградить будущее от «мусора» прошлого? Какие корешки из почвы прошлого приживутся на берегу будущего?
Прямые мосты, спиральные переходы, витки вертикалей и застой горизонталей, нити и узелки, коварные воронки и запутанные лабиринты – так причудливо связываются времена. И все это отражается в жизни людей. А люди отражают разнообразие времен и связей в своем творчестве. И тогда предстает перед нами картина мира — прошлого, настоящего и будущего, в которую так интересно вглядываться. Художники всех времен и народов стремятся оставить на этой картине свой след, поделиться с миром своим личным взглядом, запечатлеть свою часть души и своей летописи. Они делают это доступными им средствами – разнообразными и порой непредсказуемыми — например, с помощью тканей и нитей, швейной машинки и иголки. И тогда картина мира становится более красочной, текстурной, игровой, метафоричной … Короче – лоскутной. Именно о русском лоскутном шитье пойдет речь в нашей статье. Мы постараемся немного приоткрыть пестрый лоскутный занавес и заглянуть в прошлое и настоящее этого уникального вида творчества.
Лоскут сам по себе история и летопись. В рисунках тканей отражается время, яркие фрагменты хранят воспоминания о целом. Ткань и человек связаны веками.
Есть виды человеческой деятельности, которые сильны своей актуальностью и востребованностью в определенное время и в определенном месте, и, выполнив, свою миссию, они забываются или отходят на задний план. Быстрее и чаще устаревает то, что связано с техническими достижениями, с машинной техникой, на смену новому быстро приходит что-то более новое и совершенное. Есть виды человеческой деятельности, которые сохраняются веками, не имеют границ и постоянно внутренне развиваются, не исчезая и не устаревая. Такими вечными являются творения человеческих рук, всё, во что люди вкладывают не только свои умения и навыки, но и свою душу. Как говорил поэт и художник Тонино Гуэрра, повторяя слова монаха, жившего в 1000 году — «Необходимо делать нечто большее, чем банальное совершенство». Большой должна быть любовь к тому, что ты делаешь, любовь к людям, с которыми и для которых ты это делаешь. Проходят века, но мы продолжаем с трепетом и волнением прикасаться к творениям рук давно ушедших людей, к следам давно исчезнувших эпох, черпать в них силу и вдохновение для собственного будущего, для той миссии, ради которой мы здесь и сейчас пребываем, чтобы оставить свой след на Земле в память о предках и с думой о потомках.
Женщина, склонившаяся над рукоделием…Вечная картина жизни. Во все времена женщины мира на всех континентах занимались рукоделием. Сменялись эпохи, происходили исторические события, менялся мир, менялись люди, шла смена поколений, а женщины продолжали рукодельничать. Они не думали о том, что их творения переживут их самих. Он шили, вышивали, вязали, пряли и ткали. Иногда, как Пенелопа в ожидании своего Одиссея, соединяли свою работу со своей судьбой, как Ариадна спасали любимого верой в силу своей рукотворной работы, как Василиса в ожидании чуда сберегали свою душу на кончике иглы. С любовью и терпением, в радости и в грусти, чтобы пережить горе или поделиться счастьем, для близких людей и для далеких женщины всех веков и всех народов занимались простым женским делом — сберегали и создавали. Берегли память об ушедшем, и создавали новое для будущего.
Через годы и расстояния мы можем прикоснуться к этой рукотворной красоте, проникнуть в тайны ремесла, ощутить тепло человеческих рук, уловить невидимые нити, связывающие нас с людьми разных эпох. История народа, его традиции, культура, вера, память, душа, род, семья и многое другое воплощаются в простых и неповторимых вещах, созданных руками женщин.
Лоскутное шитье это женская дель, подхваченная современными женщинами, как знамя из рук раненного бойца, от крестьянок и горожанок ушедшей в прошлое России. Ляпаки, махорики, ряски, вязки, ремки, уголки – так по-разному называли изделия лоскутного шитья на просторах России. И хоть выглядели они все по-разному, но сделаны были по единому принципу, назовем его «Принцип трех С». Секрет трех «С» прост и гениален — Сохранить, Собрать, Сшить. На этом едином принципе, как на хорошей стежке, держатся все мировое текстильное творчество– пэчворк, квилтинг, лоскутное шитье. И во всем мире оно подчинялось единому закону развития, а именно: прежде, чем стать художественным творчеством и обрести статус самостоятельного раздела среди жанров декоративно-прикладного искусства, и лоскутное шитье, и пэчворк, и квилтинг прошли определенный путь от утилитарного бытового изделия до образцов текстильного искусства.
Путь развития российского лоскутного шитья был довольно тернист, существовала угроза полного исчезновения этого вида рукодельного творчества, но, видимо, в этой простой и непритязательной деятельности была такая огромная сила привлекательности и такое море возможностей, что она стало все больше завоевывать умы и руки женщин.
А начиналось все с лоскутных одеял, которые ласково называют «бабушкиными», и до сих пор в современном шитье мастера сохраняют стилистику тех одеял. Не идеализируя причины возникновения этого рукоделия, скажем, что во многом оно было вызвано и бедностью, и рачительным отношением к тканям (поначалу домотканым, а затем и фабричным), но была в этом женском рукоделии и некая народная стихийная потребность в творчестве. А что такое творчество в самом простом его проявлении? Это создание чего-то нового, не обыденного, с применением собственного мастерства и искусной работы. В домашнем рукоделии каждая женщина могла проявить себя — свой характер, настроение, воспоминания, мечты, создавая неповторимое изделие, не похожее на изделия других мастериц.
До сих пор на выставках лоскутного шитья нас восхищают антикварные лоскутные одеяла, половички, коврики, подручники, насундучники, сумочки-«лакомки», чепчики, обрядовые вещи. В них таится какая-то загадка, которая завораживает и не дает покоя. Все так просто! Но почему так красиво!? Почему эти не всегда ровно пришитые треугольнички и полоски складываются в такое сложное цветовое равновесие? Как эта «анархия» форм складывается в гармонию целого?
Старинные лоскутные изделия похожи на песни наших бабушек — в них слышится и бойкая частушка в разноцветье лоскутков, и колыбельная в нежных сочетаниях красок, и торжественное церковное песнопение, и тихая девичья песня, и стройный хор сильных голосов. Чистое звучание, природное чувство красоты и гармонии, мастерство на грани искусства, подлинность и первичность, теплота и радость узнавания – такую радугу эмоций рождают простые (простые-ли?) «бабушкины одеяла».
Удивительным образом в них сохранились крупицы древних традиций, сравнимые с драгоценными жемчужинами, выловленными из полноводной реки народного искусства, которая питала эстетику всей народной жизни России.
К середине 20 века мастерство лоскутного шитья было почти утрачено. Многие специалисты в области прикладного искусства не видели никакой художественной ценности в сохранившихся изделиях домашнего шитья. «Знатоков и любителей народной классики нужно еще убеждать в том, что коврики, сшитые из лоскутов материи на швейной машине, можно причислить к области подлинного народного искусства, того, к которому стоит относиться всерьез. Но все-таки перед нами явление искусства, причем на глазах у нас рождающегося, ассимилирующего по ходу дела подручные материалы и превращающего их в нечто оставляющее далеко позади уровень остроумного «самодеятельного» рукоделия» (Т.С., 1977). Так писала в своей книге 1977 года выпуска Татьяна Семеновна Семенова — один из ведущих исследователей народного искусства. Именно такие специалисты – музейщики, искусствоведы, этнографы, краеведы, привлекли внимание к этому кругу изделий домашнего рукоделия, в которых сохранялись традиции народного искусства, причем сами носители традиций, а, попросту говоря, женщины-создательницы этих вещей, мало ценили и с трудом понимали суть и цель этого внимания, занимаясь своим рукоделием скорей по необходимости. Но сквозь эту «бытовую облачность» настойчиво проглядывало «солнце творчества», лучи которого питают силу народного духа, поддерживают неизбывное стремление народа к красоте и напоминают о великом предназначении женщины- созидательницы. «Как живые побеги, как трава сквозь щели, пробивается на поверхность деревенского быта собственное творчество (Т.С., стр. 195)
Многие исследователи рукодельного искусства женщин приходили к выводу, что шитье и ткачество являются метафорой жизни женщины, материальным воплощением женской судьбы. «Испокон веков в деревнях наблюдали за умением девушки прясть и ткать. Ее умение прясть и ткать воспринималось в народе как знак ее зрелости, пряха, у которой «веретенышко не вьется, куделенка не прядется», по народным представлениям, теряла всякую возможность найти хорошую брачную пару» (Шангина, 2007, стр. 85). Внимательно относились и к тому, какую нить прядет женщина (девушка), если узловатую, неровную, то считалось, что и судьба ее будет не простой и не легкой, а если нить была ровной, да гладкой, то такой пряхе пророчили хорошую судьбу, без препятствий и жизненных «узлов».
Ткани, сотканные женщинами на домашних станках-кроснах, берегли, ценили, при шитье одежды оставшиеся лоскуты собирали и хранили для разных целей, также берегли и остатки ношеной одежды, разрезая ее на лоскуты и сортируя в зависимости от предпочтений хозяйки. Затем эти лоскуты (попросту, тряпочки) могли быть использованы по-разному, в том числе для сшивания из этих лоскутов чего-то нового – одеяла, покрывала, коврика, дорожки, куклы, игрушки. Помимо того, что в этом проявлялось бережное отношение к тканям , был еще некий сакральный смысл такого использования остатков тканей от одежды домочадцев. Например, «…рукотворная игрушка служила для наших предков своеобразным этническим кодом, который указывал ориентиры жизненного пути…. Тряпичные куклы из самых красивых лоскутков дарили на праздники родным и близким. Для своих детей куклы обычно вертели из старых тряпок, руководствуясь при этом не столько бережливостью, сколько ритуалом кровной близости. Считалось, что ношеная материя хранит родовую силу, передающуюся через куклу-оберег ребенку. По этой же причине новорожденного заворачивали в нательные родительские рубахи, пеленали в ношеную одежду». (Дайн, 2015) Такой же сакральный смысл имели и шитые лоскутные одеяла, которые дарили молодым к свадьбе, также и новорожденным младенцам. Более того, считали, что для заболевшего ребенка необходимо собрать одеяло «всем миром», то есть всей деревней, из отдельных сшитых женщинами кусочков-блоков, соединенных в целое детское одеяло. Несомненно, что мистическое воздействие такого одеяла было в том, что каждая женщина шила свой кусочек одеяла с любовью и заботой о ребенке, вкладывая в него душу и доброе тепло своих рук.
С появлением во второй половине 19 века многочисленных фабричных тканей такое повышенно-трепетное отношение к каждому лоскуту ткани изменилось. Покупка новых тканей для шитья одежды и создания разнообразных тряпичных поделок стала делом простым, привычным и увлекательным. Разнообразие тканей было очень велико — и отечественного производства и привозных, поэтому стал возможным подбор определенных тканей для разных изделий. Играло роль и то, что остатков (обрезков) тканей стало больше так, как фабричные ткани были шире домотканых, и при раскрое одежды оставалось больше лоскутов. Их можно было подобрать по цвету, фактуре и «выстроить» из них сложный мозаичный узор или орнамент. В деревнях были мастерицы, которые были искусны в этом шитье и делали одеяла со сложным многоцветным рисунком, но в основном женщины шили по-просту «как рука пойдет», произвольно, из того, что было под рукой.
По воспоминаниям людей конца 19 – начала 20 вв. домашние лоскутные одеяла брали с собой в дорогу мужчины, уходя на отхожие промыслы по городам и весям. Брали их с собой в новую жизнь и деревенские жители, перебираясь в город, и бережно хранили. Такая бережливость, конечно, была не от хорошей жизни, но, не в последнюю очередь, их хранили и как память о доме, о близких, о своих корнях. К сожалению, у этих трогательных историй была и оборотная сторона – на долгие годы в памяти людей лоскутное одеяло из домашних тряпочек стало символом бедности и скудости бытия. Его любили, но старались поскорее забыть, когда жизнь начинала расцветать другими красками и у человека возникала надежда на обновление. Впрочем, это коснулось не только отживших свой век лоскутных одеял, но и тряпичных кукол с нарисованными химическим карандашом добрыми лицами, и вязаных половиков, так уютно и ярко устилавших свежевымытые дощатые полы в избах, и белоснежных рушников с вышивкой, и тканых ковриков на стенах, и вязаных подзоров на кроватях, и фаянсовых крутобоких чашек с розанами и горохами, и многого другого, что было по-городскому не модно, что несло в себе деревенские корни (а они были у 85% населения), что казалось устаревшим, а поэтому не красивым. Красота имеет свойство устаревать, но не исчезает навсегда.
Красоту «устаревших» вещей разглядели те, кто не думал о моде, а заботился о сохранении памяти. И тогда из деревенских изб в выставочные залы, в музейные и честные коллекции, в мастерские художников шагнули уходящие в прошлое рукотворные вещи и предметы – глиняные игрушки Ульяны Бабкиной из Каргополя, дымковские игрушки Мезриной из Вятки, полосатые глиняные свистульки Дербеневой и Карповой из деревни Филимоново, расписные панно Мазина из Городца, деревянная мелкая пластика резчика Рыжова из Загорска, богородские резные игрушки, тряпичные куклы рязанских, архангельских, калужских земель. Честь и хвала тем энтузиастам, которые ездили в экспедиции, собирали, хранили, изучали, писали, рассказывали и показывали то, что составляло национальное богатство, глубинную традицию и родовую память!
Возможно, самым малочисленным отрядом вещей, спасенных от забвения, оказались лоскутные изделия, просто потому, что всеми этими привычными вещами люди пользовались, не думая об их сохранности. Поэтому так ценны редкие экземпляры лоскутного шитья в коллекциях Российского Этнографического Музея, Государственного Исторического Музея, Всероссийского Музея декоративно-прикладного и народного искусства, Сергиево-Посадского музея-заповедника, в частных собраниях. Возможность увидеть эти редкие экспонаты предоставляется крайне редко.
Домашнее лоскутное шитье не стало одним из видов художественных промыслов, не обрело статуса кустарного промысла, которые во множестве возникали в 1920-30-х гг. (на основе некоторых видов домашнего ремесла) и продлили жизнь традициям народного прикладного искусства. Тихая жизнь лоскутных поделок теплилась в закутках деревенских домов и не богатых городских жителей. Но, как выяснилось позже, огонь традиции хоть и был мал, но он жил, ожидая своего часа. И час настал (правда, он растянулся на десятилетие). Пришел он тогда, когда у женщин вновь возникла потребность в творчестве для спасения своей души, своего я, обретения своего места в рушащемся мире.
Исследователь народного искусства Татьяна Михайловна Разина писала в 1985 году «1960-70-е годы стали временем широко обращения общества к народному искусству. Бурный рост строительства, общий материальный и духовный подъем, развитие всей культуры в нашей стране… привели к более глубинному осмыслению наследия национальных культур. Духовное развитие общества потребовало ощутимой связи с прошлым. Отсюда – внимание к археологии, реставрации памятников древней архитектуры, организация музеев народного искусства, развернувшаяся выставочная работа в области декоративно-прикладного и народного творчества. К началу 1980-х гг. большая практическая работа по выявлению мастеров и восстановлению забытых видов производства дала свои результаты.» (Т. Р. , 1985, стр. 107) Далее автор особо упоминает два вида сельского домашнего ремесла – тканые половики и лоскутное шитье. «Наблюдается оживление творчества в области лоскутной техники, в связи с интересом к этому домашнему ремеслу. Удивительно красивы по цвету бывают крестьянские одеяла, сшитые из кусочков цветных ситцев и сатинов. И служат они практически хорошо. Теперь из обрезков цветных материй делают «лохматые» коврики, их вяжут крючком из тряпичных полос. Нередко в этих немудреных вещах проявляется удивительное чувство цвета, которым обладают простые женщины, занимающиеся этим рукоделием.» Она отмечает, что для создания чего-то нового, не бытового «…появляется новое в самом использовании лоскутков, усложняется ритм ….в последнее время стали создаваться коврики, подушки, салфетки с изображением цветов и букетов. Возникла сюжетная линия в лоскутной технике. Причем это не аппликация. Здесь композиция строится на сплошном заполнении плоскости орнаментальными рядами и пятнами. Простое одеяло забыто. Возникают настенные коврики, призванные не столько служить делу, но украшать.» (Разина, стр. 107, 109, 110) (Т. Р. , 1985, стр. 109,110) Таков вердикт специалиста и современника — лоскутное шитье начинает завоевывать позиции в декоративном искусстве.
В 1980-х годах стал моден русский стиль в одежде, в оформлении интерьеров, в предметах декора. На волне этого модного интереса женщины стали осваивать разнообразные техники рукоделия, и к 1990-м годам стали активно открываться кружки и студии для женщин, где осваивалась русская вышивка, кружевоплетение, бисероплетение, батик и в том числе лоскутное шитье. Как написала одна современница, начавшая свой творческий путь в те годы – «…это было золотое время расцвета декоративно-прикладного искусства в нашем городе (в Московской обл.)». А по воспоминаниям другой современницы, они с коллегами по конструкторскому бюро стали активно покупать лоскуты тканей в появившихся в те годы магазинах «Лоскут», хотя точно не могли ответить для чего, но сам процесс доставлял им истинное удовольствие. Творческая энергия женщин требовала выхода и приложения сил, слишком долго они были просто винтиками большой государственной машины в разных ее составляющих. В кружках и студиях они переставали быть безликими «бельевыми пуговицами», у них появлялось свое «лицо», свой почерк, они проявляли свое видение мира в творчестве. Живопись с ее «полетами во сне и наяву» они оставили мужчинам, а сами выбрали для себя «простой и земной» путь сшивания лоскуточков. Говорят, что это похоже на «сшивание» женской судьбы. Если, например, судьба сложилась удачно, то можно попробовать «сшить» еще одну (может «про запас»?). Если что-то не так в судьбе, можно попробовать «сшить» лоскутки жизни по-новому и запустить ее по другому руслу. В любом случае это прекрасно — жить творчеством, наполнять жизнь цветом и светом, расширять горизонты, видеть мир через цветные лоскутки! Лоскутное шитье (в международном сообществе называемое Квилтинг), победно шествует по миру. Все большее число женщин (а порой и мужчин, особенно в семейных парах) вовлекаются в этот вид декоративного искусства. Современный квилтинг в своих лучших образцах стал подлинным искусством, а его создателей можно по праву назвать художниками в широком понимании этого слова, в своих произведениях они выступают и как живописцы, и как графики, и как дизайнеры. Это искусство и элитарное, и демократичное в разных своих проявлениях. Им с огромной пользой и интересом занимаются дети, им занимают свой досуг «бабушки», оно является прекрасной «арттерапией» для многих нуждающихся в этом виде помощи, но также им успешно занимаются профессиональные художники, мастера-квилтеры, художники-дизайнеры, театральные художники, модельеры и этно-реконструкторы.
Современный квилтинг впитал в себя традиции разных стран и народов. Он по-прежнему очень популярен и является национальным достоянием в странах-прародительницах — США и Англии. В Японии мастера квилта достигли такой фантастической виртуозности, что с ними никто не может конкурировать в создании живописно-мозаичных лоскутных полотен (трудно дать им однозначное определение), всегда сохраняющих присущее японцам чуткое восприятие прекрасного и красоту природного. Искусство квилтинга находит все больше поклонников и в других странах.
Россия как всегда идет своим особым путем. Увлечение лоскутными техниками квилта и пэчворка в России было стремительным, их освоение шло семимильными шагами — появлялись современные машины и технические приспособления, специальные издания обучали лоскутным методикам, профессиональные художники и дизайнеры использовали новые декоративные возможности текстильного дизайна в своих проектах , а главное, появлялись новые ткани прекрасного качества, с огромным разнообразием рисунков и колорита. Полет фантазии художников-лоскутников теперь не имел ограничений ни в техническом, ни в текстильном арсенале. Они стремительно освоили все – и пэчворк, и квилтинг, и аппликацию, и все смешанные техники, и…. все меньше вспоминали об отечественных традициях ручного лоскутного шитья. Стремясь достичь уровня мировых образцов, мастера копировали стилистику изделий американского и европейского квилта, и хотя изделия мастеров лоскутного шитья были технически безупречны, но они не имели своего лица. Однако, благодаря процессам освоения в России технологий квилта и пэчворка, российские мастера вошли в мировое сообщество квилтеров и были признаны равными среди равных.
Не углубляясь в тему, все-таки упомянем о «кризисе самоидентификации в период глобальной интеграции», и о негативном влиянии этих процессов на национальные культуры стран. Для российской культуры они тоже были и продолжают быть значимыми. В данном случае мы не будем глубоко уходить в эту тему. Но можно вспомнить, что русская культура не раз за свою историю испытывала подобное влияние иноземных культур, особенно в создании предметной, вещественной культуры, архитектуры, костюма. О восприимчивом характере славян писал, например, А.И.Герцен, но он же сказал очень верно : «Нет народа, который глубже и полнее усваивал бы себе мысль других народов, оставаясь самим собою» .
Прошлое всегда рифмуется с традициями, корнями, обычаями, ритуалами, нравами. А будущее невозможно представить без новаций, поисков новых путей, появления новых идеалов и устремлений. Однако прошлое не может стать ни современностью, ни будущим, каким бы прекрасным и ценным оно (прошлое) ни было. Очевидно, что прошлое с его традициями необходимо сохранять для будущего, но традиции должны меняться современностью, чтобы оставаться живыми. Приведу часто повторяемую фразу, что «огонь традиции должен гореть, а не тлеть». Это яркий образ, в нем много смыслов. Ведь огонь должен не только ярко гореть, но и согревать, наполняя мир теплом и светом. Все знают, как горит костер из больших старых бревен – долго, равномерно, жарко. Но мы также знаем, как красиво горят, выбрасывая искры, брошенные в костер тонкие сухие щепочки. Но сгорают они быстро и без следа.
Традиции, питаемые глубинными корнями, живут и «горят» долго и устойчиво. «Новодел» традиций горит ярко, но не греет, ослепляет блеском, но не рассеивает темноту. А если наступает ненастье…Угольки от «старых» бревен сохраняются в глубине костра, а поверхностный пепел разлетается по ветру. Вот так и глубинные традиции не умирают, а уходят вовнутрь жизни. Сохранившийся «уголек» можно найти, бережно положить в чугунок и унести в дом, а там выложить в топку печки. И побежит огонь от большого костра традиций по новым поленьям, и вновь загорится огонь из прошлого, чтобы дать свет и тепло будущему. Правда так будет, пока не сломают печь за ненадобностью, да и старый дом вместе с ней. Значит надо бы сберечь и дом, и печь, и огонь в печи. Да только это нелегко! Для наших предков эта печь была жизнью, для нас — она уже только теплые воспоминания, а для будущих поколений — уже экзотика и музейный экспонат. Значит, важна не только сама печь (читай – традиция), но и то, с чем она неразрывно связана. Свет, тепло, уют, воспоминания о тех, кто сидел рядом (и кого, возможно, уже нет), и многое другое. Традиция также несет с собой нечто большее, чем просто следование определенным правилам, формам, технологиям и так далее. Традиция не должна быть штампом. Идеально, когда она становится школой, основой, фундаментом, когда традицией пользуются наравне с новациями. Но жизнь не идеальна…
Современная жизнь меняется стремительно, устоявшийся мир человека расширяет свои границы, современному человеку нужны современные формы и образы, он хочет быть пОнятым и понятным своим современникам, соответствовать модным (не побоимся этого слова) тенденциям, быть востребованным сейчас и в будущем. Поэтому инновационность становится брендом (и это слово нас не пугает) современной эпохи.
Современный мир сложен, и на наших глазах в режиме «здесь и сейчас» происходят очень важные процессы изменения старых и становления новых критериев в современном искусстве. Новации завоевывают некое культурное пространство, но со временем сами становятся традициями (как было, например, с русским авангардом). Поэтому каждый художник ищет свою истину сам, и выбирает свой путь, по которому он пойдет в своем искусстве. Главное на этом выбранном пути – быть собой, иметь «свой голос», быть соловьем, а не скворцом. Быть самостоятельной личностью в искусстве – самое сложное, но единственно верное для того, кто считает себя художником, а свое мастерство – искусством. Это – и путь, и цель, и мотивация, и высший критерий подлинности.
Лоскутное шитье увлекает многих и само становится поэтическим символом подвижного равновесия, гармонии целого в разнообразие частного. Вот и в Олимпийской символике уже использовали лоскутный рисунок, как национальный символ единства в многообразии, лоскутный мячик стал символом популярного интернет-магазина, известный автор называет свою книгу «Лоскутки», объединяя в книге зарисовки, наброски, «невысказанные мысли и невыраженные переживания», есть, наверняка, и другие примеры. Все больше проводится выставок лоскутного шитья, все больше возникает клубов, объединяющих лоскутниц, все более масштабными становятся фестивали квилтинга, превращаясь в городские праздники, ширится и растет интернет-сообщество лоскутников и квилтеров.
Так, например, ежегодно (в августе) старинный и славный русский город Суздаль гостеприимно распахивает свои «золотые ворота» для многочисленных мероприятий Международного Фестиваля лоскутного шитья (http://quiltshow.ru). Прославленный город-музей становится выставочной площадкой для яркого, красочного искусства лоскута. Древний Суздальский Кремль, уникальные монастырские постройки, храмы и исторические здания озаряются яркими красками тканей, наполняются молодой творческой энергией прекрасного текстильного искусства. Нить времен воочию связывает прошлое и настоящее. Лучшие мастера лоскутного шитья России принимают участие в многочисленных программах фестиваля. Незабываемое зрелище происходит на заповедных суздальских лугах, где на глазах у зрителей создается грандиозное «Лоскутное поле» — творение рук тысячи мастериц со всего мира, в котором воплощается все многообразие традиций и культур разных стран и народов. Лоскутное шитье, имеющее древние традиции, уходящее корнями в историю народного искусства, выросшее из обыденного женского домашнего рукоделия преображается в руках наших современников (кстати, не только женщин, но и мужчин, и юношества) в подлинное искусство.
За историей лоскутного шитья стоит история России, в ней, как в зеркале, отражаются судьбы конкретных людей. Вот факты летописи XX века. Мы хорошо помним, что на жизнь поколения наших дедов пришлась Великая Отечественная война (1941-1945 гг.), и многие мужчины не вернулись с нее. Остались женщины — наши бабушки. Именно они воспитали новое в поколение. Бабушки были нашей семьей, держали дом, учили уму-разуму. Они никогда не сидели без дела. У них в руках всегда были иголка, спицы, вязальный крючок, а кому повезет – швейная машинка. Бабушки были живыми нитями, соединяющими прошлое и будущее. Жизнь нескольких поколений наших «бабушек» и «дедушек» отразилась, как в зеркале в рассказах современников о старшем поколении своих родных. Эти проникновенные письма-рассказы вошли в проект «Наши бабушки. Память и благодарность», организованного в рамках Международного фестиваля лоскутного шитья в Суздале. Авторы проекта попросили людей ответить на несколько вопросов: За что вы благодарны старшему поколению своих родных (бабушкам/дедушкам)? Что из детства вы помните о своей бабушке? Занималась ли она рукоделием? Что лично Вы унаследовали от своей бабушки? Расскажите, как, звали вашу бабушку, и откуда она была родом? Что должно унаследовать следующее поколение от поколения своих бабушек?
Ответы на эти вопросы поразили своей искренностью и исповедальностью. Видимо, каждому, кто задумывается над ними, есть что сказать и чем поделиться. А мы делимся с читателями этими пронзительными историями жизни нескольких поколений. В них, как в зеркале отразилась память многих и многих людей того ушедшего времени, а ценности жизни остаются неизменными – любовь, труд, верность и вера, уважение к прошлому и ответственность за будущее. Этими несколькими интервью мы заканчивает данную статью без дальнейших комментариев, потому что они излишни.
Аллевтина Жарикова, мастер лоскутного шитья
«Моя бабушка по отцу – Клавдия Фёдоровна Пряникова (в замужестве Полякова), осталась в двумя детьми вдовой в самом начале войны. Дочке было 6 лет, папе моему 3 года. Из Москвы им пришлось уехать в посёлок к родителям. Пришлось пережить и немцев в селе, и расстрелы, и бои на улице, и страшный голод, и непосильный труд. Когда я родилась, бабушке было 53 года, и она уже лежала, не поднимаясь и умирая от рака… Умерла, когда мне было полгода. Я получилась очень на неё похожа внешне, например, походкой, т.е. гены достались. С маминой мамой Агрипиной Изотовной Платоновой (в девичестве Фирсова) ещё сложнее. Она жила в деревне Фёдосово, Шацкого района, Рязанской области. Её мужа забрали на фронт через месяц после начала войны (ей было тогда 39 лет). У неё на руках осталось ДЕСЯТЬ детей мал мала меньше. Один умер младенцем… Две девочки и семь мальчиков выжили. Сиротами, но выжили. Когда ей пришлось работать в колхозе за «галочки»-трудодни, т.е. даром, она воровала колоски с поля, прятала замороженные колоски на груди под рубахой и приносила детям, заболела, застудив лёгкие, и умерла. Что увидели дети, когда зимой, похоронив мать, они пришли в дом с кладбища? Дома все сундуки были пустыми!!! Мать прекрасно шила, обшивала семью и ещё всех соседок. Ей выдали в начале войны машинку швейную, чтобы после основной работы она шила бы «для фронта для победы» то, что прикажут власти. К ней соседские девочки прибегали и просили за ради Бога сшить платьишко или кофту . Она никому не отказывала. Только просила в это время за детками её присмотреть. Всем своим детям она потихоньку собирала «приданое» и складывала в сундуки. И вот всё это соседи и родственники за время похорон растащили. У сирот … последнее… Даже пустые чугунки из печи вытащили… да Бог им судья…Время было такое. А бабушку все очень любили в деревне, как мне рассказали дядьки. Как выжили??? Как не заболели ? Как создали прекрасные семьи и все прожили долгую жизнь??? Для меня один ответ. Бог берёг этих детей по молитвам их матери Агриппины. А больше ничем объяснить это ЧУДО невозможно. А я внешне ничего общего с ней не имею. Но шью! Всё, и тоже самоучкой. И людям нравится то, что я шью (так скромно о себе). Вот таким образом получается, что я и есть симбиоз качеств, полученных от двух своих бабушек. От каждой взяла главное – любовь к людям. И живу их молитвами, видимо… Хотя достойна ли я их молитв? до их жертвенности и аскетизма мне очень-очень далеко… Очень надеюсь, что обе они сейчас «хоть с краюшку, да в раюшку», как говорил преп. Кукша Одесский.
А что я хочу передать потомкам от бабушек? Во-первых, я очень хочу иметь этих самых потомков. Тогда можно будет им передать имена их пра-пра-бабушек на добрую молитвенную память. Светлая и вечная память моим бабушкам Клавдии и Агриппине!»
Валентина Лихачёва, Надежда Каштанова, мастера лоскутного шитья, Омск-Москва
«Мы с Надей — родные сестры, и выросли мы в большой и дружной семье, где все поколения присутствовали, причем в полном составе. Наши родители, а также бабушки и дедушки сформировали нас, они буквально пропитали нас своими ценностями, увлечениями и взглядами на жизнь. От каждого из них мы получили их бесценный опыт. И мы очень благодарны им за любовь и заботу, которой были окружены, за терпение и увлеченность, с которыми они пытались передать нам свой опыт. В судьбах старших членов нашей семьи отражена судьба страны. Первая мировая война, революция, Великая отечественная — эти вехи сложили их биографии. Наша бабушка по материнской линии Войнова Татьяна Александровна родом из Петрограда. Дедушка — Войнов Александр Васильевич родился в Приморском крае. После революции их семьи были вынуждены уехать из страны. Они покинули Россию детьми, выросли в эмиграции, а молодыми людьми встретились в Харбине и полюбили друг друга. Долгие годы они хотели вернуться на родину, но это было смертельно опасно. Возвращение стало возможным только после смерти Сталина. Бабушка по линии отца Щеглова Валентина Петровна родилась во Владивостоке и была фельдшером. А дедушка Щеглов Александр Митрофанович служил авиамехаником. Судьба свела их в военном госпитале города Омска уже после Великой Отечественной войны. Когда мы с Надей подрастали, наши бабушки и дедушки были людьми уже состоявшимися и ушедшими на заслуженный отдых и очень много времени посвящали нам. Наши милые бабушки Валя и Таня были превосходными рукодельницами. Умели все, что связано с нитками, иголками, спицами, тканью! А главное, им хватало терпения обучить всему этому нас с сестрой! Стараниями бабушки Вали уже в детском саду я вязала крючком маленькие шапочки. С ней же мы много вышивали, осваивали технику «Ришелье», делали цветы из ткани. Очень рано бабушка Валя доверила нам с сестрой свою швейную машину «Подольск» и регулярно пополняла нам запасы материалов. С этого момента все наши игрушки были обшиты с ног до головы и одеты по последней моде. В это же примерно время бабушка Таня увлекла нас вязанием на спицах. Сначала на кукольной одежде мы освоили основные правила и рисунки, а затем стали вязать для себя. В младших классах подруги удивлялись богатству нарядов наших кукол, а позже и разнообразию наших нарядов. Наши бабушки привили нам любовь к рукоделию, и , по большому счету, любовь что-то создавать, делать свой мир и мир вокруг краше, ярче, гармоничнее. Нашим дедушкам не повезло, ни одного внука, одни девчонки. Зато мы их обожали! Кстати, у нас оба дедушки – Александры. Одного мы называли Саша, а второго Шура. Дедушка Саша был авиамехаником. С ним мы научились пилить, заколачивать гвозди, мастерить игрушечную мебель и малюсенькие светильники. С ним же мы полюбили шахматы и шашки. А дедушка Шура научил нас печь торты и вкуснейшие булочки с корицей. Он все детство и юность был вынужден прожить в эмиграции, в Харбине. Одна из его профессий – кондитер. Причем, когда дедушка дегустировал наши творения, честно критиковал и давал рекомендации. Когда мы подросли, он передал нам все свои бесценные рецепты. По ним мы и сейчас готовим. Есть любимые, традиционные, есть только праздничные. Мы бережно их храним и используем, и уже передаем нашим детям. И нам всегда есть куда совершенствоваться, потому что делать мороженое и варить карамель мы так еще и не научились. Нашим бабушкам и дедушкам была дарована большая жизнь, которая позволила нам достаточно долго быть рядом с ними и так многому у них научиться. Становясь старше, я понимаю, как важна эта преемственность поколений, этот бесценный опыт, талант и мудрость, которыми они смогли с нами поделиться. Я думаю, что каждое следующее поколение должно научиться лучшему из того, что было у предыдущего. Это и умение радоваться простым вещам, и умение трудиться, и умение созидать. Наши бабушки заразили нас духом творчества, наша задача его развить, преумножить и передать нашим детям. Мне кажется, что в наше высокотехнологичное время, все бесценнее становятся вещи, к которым прикасалась рука мастера. Как важно это не растерять!»
Екатерина Никишенкова, Москва, мастер лоскутного шитья
«Я родилась в год смерти моей ПРА и меня, как часто бывает, назвали в честь нее. Вот она связь! Сразу поняла, что хочу рассказать про нее — Екатерину Андреевну Иванову (1898- 1975). Хоть я и все время теребила маму: «А какая она была?», мне казалось я ее знаю. Весь старенький домик в поселке «Красный строитель» куда после уплотнения ее вдову с двумя детьми переселили прямиком с Тверской, был в ее вязании. Она любила крючком. Там я и узнала слово подзор! Кружева были везде. Даже абажур и настольные лампы были связаны. И были они кипельно белые…. А жизнь, как у большинства, родившихся на стыке веков, была невозможно тяжела. Семейная легенда гласит, что Катя была незаконнорожденной дочкой знатного французского подданного голубых кровей и его служанки, сразу была отдана на воспитание в детский дом под Питером. Устроившись работать в папиросный магазин на Невском она вытянула свой счастливый билет у судьбы. Там ее прадедушка Ваня, заметил, полюбил и увез в Москву. Он был военным шофером и возил кого-то очень важного, их квартира на Софийской набережной прямиком выходила окнами на дедушкино место работы – Кремль. Они родили девочку – мою бабушку Любу и мальчика -дедушку Колю, навсегда пропавшего без вести под Сталинградом. А в 34 года внезапно прабабушка стала вдовой, у прадедушки был рак желудка. Сгорая, он ей завещал: «Курить – кури, а замуж не выходи!» каково, а?! Кто знает, вполне возможно, и 37-й бы его не пощадил… судьба. Потом была война. Они остались с бабушкой вдвоем… Моя ПРА была верна своему слову. Что я могла унаследовать от нее, а скорее, что бы хотела? – твердость слова и нежность этих кружевных салфеток… они как две чаши весов держали ее в равновесии. Ну и думаю, как у всех переживших войну: бережное отношение к любой вещи, штопаное и перешитое до бесконечности, но всегда аккуратное и чистое. Про следующее поколение, для меня ответ очевиден. И тут дело не в рукоделии… Ценность семейного уклада, передача традиций и просто уважение друг к другу в семье сейчас в дефиците. Все хотят независимости и своих путей и своих «шишек». И так было и будет. Научить уважать чужой труд – любой, и рукодельный и мозговой, думаю это краеугольный камень».
Ирина Семененко, Москва, член-корреспондент РАН, доктор политических наук, автор книг и учебников по истории и культуре России
«Моя бабушка –Шиклеева Анастасия Марковна (1901 –1991гг.) была родом из Рязанской губ., Сасовского уезда, с.Гавриловское, из семьи однодворцев. По образованию — педагог-логопед, в начале 1920-х гг. окончила университет в Москве. Около сорока лет проработала в школе, была орденоносцем. Дедушка, ушедший на фронт в 1942 году, привез из Германии трофейную швейную машинку «Зингер» (ножную). Большую часть жизни они прожили в коммуналке, очень скромно, поэтому машинка всегда была «при деле». Новую одежду часто бабушка шила сама, а старую чинила, поэтому старые вещи не выбрасывала, а всегда собирала и хранила кусочки и лоскуты от них. В 1985 году, ожидая рождения моего малыша, мы вместе с бабушкой решили сшить лоскутное покрывало. Идея принадлежала бабушке, но она тогда уже плохо видела, поэтому технология была такой — я сшивала на руках ленты из лоскутов, а бабушка на машинке сострачивала их вместе. Резали на лоскуты старые платья, блузки, наволочки, и мои, и бабушкины. Подбирали лоскуты больше по размеру, а не по цвету, но старались, чтобы они смотрелись ярко и контрастно. Когда не хватало лоскутов с узорами и рисунком, добавляли однотонные лоскуты от простыней и полотенец. Так появились на одеяле красные квадратики, которые так хорошо вписались в общую сборку. Очень украсили покрывало лоскуты от бабушкиной шелковой блузки (бабушка была модница). А лоскуток с рисунком кремлевской башенки взяли от тканевого календаря, и он стал одним из самых необычных. Края обшили простой трикотажной бейкой, остатки которой сохранились у меня до сих пор. Шили примерно два месяца, и успели сшить к рождению малыша, сразу положили на кровать, даже без подкладки. Тогда, в 80-х годах, когда многое в квартирах (мебель, шторы) было типовым, вещь, сшитая вручную, украшала интерьер, такие вещи продавали в художественных салонах, и на них был спрос. Прошло много лет, не стало бабушки, вырос сын, который сам скоро станет отцом. А покрывало сохранилось! Оно было очень любимым, и как память о любимой бабушке, и как рукодельная вещь в доме. Долго мы его использовали, а когда оно совсем истрепалось, убрали на антресоль. Новую жизнь старое бабушкино покрывало обрело через тридцать с лишним лет! Замечательная современная мастерица сумела искусно реконструировать его, убрав ветхие лоскуты, а из оставшихся — собрала одеяло. Она сделала для него широкую кайму с узкой цветной полосой из тех небольших кусочков, которые остались от полуистлевших лоскутов, посадила его на подкладку. Оно, конечно, уменьшилось по размеру, но середина сохранилась почти в таком виде, как была раньше. Рассматривая его, точно могу сказать, откуда был взят тот или иной лоскуток. В этом лоскутном шитье — бабушкина любовь, ее желание принести радость в новую семью… За что я благодарна поколению наших бабушек и дедушек: за любовь и за время и силы, которые они отдали нам. Когда я родилась, бабушка сразу ушла на пенсию по «выслуге лет», у нее к тому времени был уже очень большой трудовой стаж. И работала она дома, не покладая рук, помогала родителям, когда родилась я и позже – сестра и брат. Дома всегда ждал обед и ждало самое заинтересованное участие в моей жизни в школе, в институте. В моей юности бабушка была лучшим другом, советчиком, доверенным лицом, добрейшим человеком, с которого хотелось брать пример. Она привечала моих друзей, наш дом всегда был готов их принять и принимал. Блины, пироги – это были бабушкины уроки, которые она не «преподавала», указывая, что надо делать (хотя всю жизнь проработала учителем!), а предлагала перенять – тихо, незаметно, и очень хотелось освоить такое мастерство. Хотелось бы, чтобы и мы смогли передать своим внукам тепло дома и радость общения. И понимание ценности преемственности поколений, в которой отражается и преемственность нашей истории и культуры. Эту преемственность могут сохранить и рукотворные предметы, и общие дела, и традиции, о которых останется память. Надеюсь научить свих внуков печь куличи на Пасху, готовить праздничный стол, принимать гостей, радоваться общению, ценить хорошие книги и умную беседу, уметь делать жизнь интересной и наполненной, интересоваться культурой и традициями. И, главное, делиться с другими любовью. Недавно мне довелось прочитать книгу воспоминаний («В родном углу») о жизни в Москве в конце позапрошлого века Сергея Николаевича Дурылина, литературоведа и писателя. Он пишет, что «дар памяти есть величайший дар на земле, и никто не обделен им судьбою; никто и не властен похитить его у человека». Очень важно научиться ценить этот дар!»
Римма Быбина, Москва, директор Фестиваля лоскутного шитья в Суздале
«Про маму. Есть темы личные, сокровенные, не допускающие чужого взгляда в свое пространство. О маме, которой уже нет, сначала не хотелось ничего писать в суете и спешке. Все, что с ней связано, окутывает глаза слезами, потому что не всегда слушала, часто делала наоборот, а сейчас замечаю, что семена ею оброненные, проросли в моих собственных фразах сыну и внуку. Мы никогда не ценим то, что имеем. Перенимаем чужой опыт, только уже перейдя черту зрелости, а учимся, в основном, на своих ошибках. Я очень коротко напишу о маме. Моя мама выросла в большой семье, в Москве, в доме, на месте которого сейчас стоит огромный торговый центр «Европейский» у Киевского вокзала. У нее было шесть братьев. Ее не учили рукоделию, но она, как все ее ровесницы, рожденные в тридцатых годах прошлого столетия, увлекалась вышивкой, любила вязать, умела шить. Швейная машинка была в доме всегда. У меня многое сохранилось из ее работ — что-то не закончено, не доделано, не оформлено в рамочку. Я храню некоторые ее платья, сшитые «на выход», и умиляюсь, как все было просто и лаконично, но ткани натуральные, с незатейливым рисунком в горошек или огурчик. Лежит это «богатство» в старом чемодане и поджидает мою пенсию, когда я заторможу ритм своей жизни и соединю свои творения с мамиными. Главное, чему научила меня мама – делать добро — просто, тихо и бескорыстно, не задумываясь о вознаграждении. Она никогда не повышала голос, не ругала меня, и всегда поощряла любой интерес к творчеству и новым знаниям. И я очень благодарна ей за подаренную жизнь, смысл которой – творить и продолжать жизнь».
Татьяна Морозова-Ростовская, Москва, мастер лоскутного шитья.
«Я очень хорошо помню своих бабушку и дедушку (маминых родителей). В советское время они жили очень тяжело. Деда сослали на Север, бабушка осталась одна с тремя детьми без работы. Как-то выжили, потом дед вернулся. Но все имущество и жилье было потеряно. С тех пор и до конца жизни они жили в коммуналках. Бабушка перенесла инсульт, после которого 8 лет была прикована к постели. Дедушка все это время очень терпеливо ухаживал за ней. Такими я их и запомнила. Очень скромно живущими, но очень-очень добрыми, не озлобленными. В свое время бабушка была хорошей хозяйкой. Конечно, занималась рукоделием, вязала, шила, прекрасно готовила. Всему этому она научила и мою маму. Мама и нам с сестрой, и себе шила одежду, много вязала. Когда появились вязальные машины, сразу пошла учиться на курсы, будучи уже далеко не молодой. Потом учила нас. На праздники у нас всегда пеклись пироги. До сих пор использую рецепты бабушки и мамы. Все это передалось и нашей дочке. Ведь это тоже связь поколений. Вот за все это я и благодарна моим близким. За то, что они приучили нас к труду с самого детства. И дома и на даче у нас с сестрой были постоянные обязанности, которые мы не имели права не выполнить. За то, что прожили свои жизни честно, не теряя человеческое достоинство, за то, что всегда оставались людьми. Летом мы все вместе жили на даче и наблюдали, как заботливо дедушка ухаживает за больной бабушкой, видели его натруженные руки. Все это откладывалось в нас. Что я унаследовала? Очень и очень многое и самое важное. Во-первых, чувство семьи. А также трудолюбие, терпение, совестливость. (Извините, если звучит не очень скромно), но это было в моих родных. И я благодарна им! Бабушку звали Любовь. Родом она была из Серпухова. Дедушка родился в Воронеже. Много лет мы с мамой жили вместе, поэтому она была очень близка со своей внучкой (нашей дочкой), учила ее рукоделию, много читала с ней, водила на экскурсии. Разве могут пройти бесследно это счастливые моменты общения и любви? Бабушкины заботы не прошли даром. Она пробудила во внучке любознательность. И это прекрасным образом вернулось ко мне. Ведь именно дочь открыла для меня чудесный мир пэчворка. И сейчас я не представляю свою жизнь без лоскутного шитья. Как будто переживаю вторую молодость. А если вернуться к нашей теме, к связи времен, то было бы здорово, если бы следующие поколения впитали простую истину, что всю жизнь нужно много трудиться. И хорошо бы, если бы из нашей жизни они взяли бы только лучшее».
© Абрамычева Надежда Владимировна, 2017 г.
Список литературы
Дайн, Г. (2015). Кукла-знак человека. Руководитель проекта Д.Гражевич, Каталог «Народная игрушка России» Москва: Издательство «Артпроект» Фонд поддержки современного искусства.
Семенова, Т. (1977). Народное искусство и его проблемы (очерки). Москва: Советский художник.
Т. Разина (1985). О профессионализме народного искусства. Москва: Издательство «Советский художник».
Т.Семенова. (1977). Народное искусство и его проблемы. Москва: Советский художник.
Т.Семенова (1977). Народное искусство и его проблемы (очерки). Москва: Издательство «Советский художник».
Шангина И. И. (2007). Русские девушки. Санкт-Петербург: Издательство «Азбука-Классика».
